Наш еж был совершенно обычный: черно-серый, с глазками-бусинками и чудесными иголками.
Мы долго ссорились по поводу того, как назвать ежа, в конце концов Валя сказала:
– Это Николай.
– Да почему? – спросил Володя.
– Ну сразу же видно, что это Николай.
Так еж и был назван.
Боря сказал:
– Но я все равно буду звать его Убийца.
– Николай Убийца.
– Звучит круто, – сказал Володя.
В общем, Николай Убийца – замечательный еж, хотя с выбором имени я не совсем согласен. Мы возились с ним до самого отбоя.
А сейчас я проснулся среди ночи и увидел, что Николай Убийца спит у Бори на подушке.
Это невероятно опасно – спать с ежом на подушке. Можно травмировать голову.
Боря хмурился во сне, выражение на его лице было ожесточенным и одновременно детским.
Какой же ты злой мальчишка, подумал я, взял из Володиной тумбочки строительные перчатки, снял ежа с Бориной подушки и положил в коробку, где Николаю Убийце все было выстелено тряпками для тепла и мягкости.
Замечательный теперь есть у нас еж.
Спокойной ночи.
Запись 120: Как чувствует себя Николай Убийца
Николай Убийца чувствует себя очень хорошо. Он активно кушает, но грызет свою повязку. Максим Сергеевич обещал сводить Николая Убийцу к ветеринару.
Все мы отправимся с Максимом Сергеевичем, кроме Бори, ведь Боря все еще наказан, но завтра, если он будет хорошо себя вести, сможет пойти с нами на море.
В остальном никаких новостей нет.
Запись 121: —
Сегодня утонул Володя.
Запись 122: Кошмар
Даже не знаю, как обо всем и написать, но, наверное, надо. Да, обязательно надо.
Сегодня приехали товарищ Шиманов с тетей Леной, но тело не забрали. Об этом позже расскажу.
Все еще не могу поверить, и думать об этом страшно, и три дня уже жду его, когда он вернется. Не могу осознать, что так вот случилось. Совсем я не ожидал, что у нас может произойти такая беда.
Когда у тебя есть великая цель, кажется, что только ей все и подчинено, а несчастные случаи всегда происходят с кем-то другим.
Но ведь это неправда, я теперь знаю. Очень мне больно, сложно формулировать, подбирать слова. Раньше мне казалось, что я могу написать о чем угодно, а здесь вдруг все не то, не нравится, пугает или неприятно.
Как будто я трогаю что-то хрупкое грязными руками.
Но, если не напишу, наверное, ни с чем не справлюсь, а надо быть сейчас очень спокойным и сильным, есть люди, которым гораздо хуже, чем мне.
Вечером мы пошли на море. Погода испортилась, но мы упрашивали Максима Сергеевича и он согласился. Зачем только мы его упрашивали? И я ведь тоже упрашивал.
Море было штормовое, бурное, и небо над ним казалось почти таким же темным, как вода.
– Никто купаться не полезет, – сказал Максим Сергеевич.
С этим я был абсолютно согласен, потому что купание в волнах может быть очень опасным. Волны незаметно утаскивают человека от берега, сбивают ритм его дыхания, а также из-за них можно удариться о камень.
Словом, штормовое море даже у самого берега таит в себе множество опасностей. Оно недоброе.
Однако все остальные начали умолять Максима Сергеевича разрешить немного поиграться с волнами. Это желание было нехорошим, но ожидаемым – мы еще никогда не видели штормового моря, кроме как на репродукциях картин Айвазовского в музеях.
Оно в самом деле было очень красивым. Я видел много красивых вещей, но штормовое море – один из самых прекрасных природных феноменов на свете.
Жаль, теперь я больше не смогу им любоваться.
Купаться я отказался. Ситуация показалась мне небезопасной. Несмотря на то что я оценил штормовое море как источник беспокойства, я и представить себе не мог, чем все закончится.
Я сидел на берегу, перебирал тусклый песок и смотрел, как девочки пытаются оседлать волну. Они прыгали и подныривали, верещали, кружились на месте. У берега волны были большими, но не пугали так сильно. Андрюша всякий раз вставал на колени и ждал, пока волна не ударит его в грудь, не опрокинет, меня это смешило – до чего нелепо.
На пляже, кроме нас, почти никого не было, а все купальщики рассредоточились около берега.
Максим Сергеевич вытащил из-под волны Фиру, наклонился к ней, что-то спросил, она засмеялась, и я услышал ее далекое, звонкое:
– Все нормально!
Песок был влажным и неприятным, я пытался что-нибудь нарисовать или слепить, словом, заняться какой-нибудь созидательной деятельностью, но у меня ничего не получалось и, если честно, я скучал.
Скорее бы, думал я, все вышли из моря.
Еще я подумал, что ребята быстро высохнут из-за лихорадки. Я зевнул, посмотрел на темное небо и поймал носом первую, несмелую каплю дождя.
А потом, совершенно неожиданно, я ощутил невозможность вдохнуть. Вода затекала в рот и в нос, я чувствовал панику, ногу свело судорогой, голова кружилась, я хватался за кого-то и старался вскарабкаться наверх, мои ногти впивались в чью-то кожу, невольно я делал кому-то больно.
Я тонул. Как страшно. Волны были такими сильными, и я не мог с ними справиться, всякий раз волна накрывала меня с головой. Но я мог выбраться наверх, держась за него, и я больше ни о чем не думал.
Секунда, крошечный вдох, и опять волна. Грудь разрывалась от боли, мне очень хотелось дышать.
И в то же время я оставался самим собой, сидел на берегу, в песке. С трудом сориентировавшись, я крикнул:
– Максим Сергеевич!
Волны шумели, он обернулся, махнул мне рукой. Я побежал к нему, в первую очередь думая об Андрюше.
– Андрюша! – кричал я. – Андрюша!
Тут Андрюша мне ответил:
– Что такое, Арлен?
Я осекся, упал в воду, не почувствовав ее, потому что в бескрайней и страшной воде я оказался еще прежде.
– Кто-то тонет! – крикнул я. Разбираться у меня не было времени, горло перехватил спазм, я не мог вдохнуть.
Максим Сергеевич поднял меня и тут же крикнул Андрюше:
– Быстро из воды, позови спасателя с поста!
Потом Максим Сергеевич поднял Фиру и Валю из воды:
– На берег, сейчас же! Жданов, где тонут?
Я покачал головой. Я не видел ни Володю, ни Борю. Бурное темное море не позволяло их разглядеть.
Утопающие крайне редко зовут на помощь, я об этом читал. Им не хватает воздуха, чтобы позвать.
Грудь разрывалась от боли, я и сам задыхался, Максим Сергеевич держал меня за шкирку, чтобы я не упал, волны били меня по ногам.
В той ситуации мне сразу захотелось броситься в море, но это самое глупое, что можно сделать. Я их не видел. Все вокруг стало серым, дождь усилился, вода была теперь сверху и снизу.
А потом вдруг я разглядел светлую Борину голову вдалеке от берега (впрочем, не так далеко, как я боялся).
– Там! – крикнул я, и горло тут же снова перехватило. Максим Сергеевич уже бросился в воду, а дяденька-спасатель, которого я даже не заметил, для начала вытолкнул меня на берег.
Я лежал на песке, и все у меня внутри сжималось от спазмов. Небо заволокли еще больше темнеющие облака, сверху на меня лилась вода, и я боялся ею захлебнуться.
Я не мог вдохнуть, вода затекала в нос. В груди словно все разворошили, болело горло.
Как же тяжело дышать, подумал я, так похоже на приступ астмы, как его описывал Алеша.
Потом все стало цветным, и я потерял сознание. Но очнулся, по-видимому, очень скоро. Я увидел, как Максим Сергеевич и дяденька-спасатель тащат их на берег. Боря в руках у Максима Сергеевича непрестанно кашлял, а Володя был без сознания.
Я сразу испытал облегчение. Мне показалось, что если Володю вытащили сразу, то он точно не утонул, совершенно точно еще можно будет оказать ему помощь.
Дяденька-спасатель, как мне показалось, грубо швырнул Володю на песок.
Вы видели когда-нибудь, как проводятся реанимационные мероприятия? Наверное, вы видели это в кино. На самом деле все немного не так.
